сказке, путь Артема носит фантастический «мгновенный» характер (опятьтаки буквально: подхватило вихрем, понесло...), а «чужой мир», представший поначалу перед Артемом в облике «серебряного сумеречного сада», очень скоро раскрывает свою подлинную—мертвую природу: «Море зелени, удивительно однотонной зелени, ни пятнышка хоть немного другого оттенка. Словно весь этот лес поливали с вертолета ядовито-изумрудным купоросом» (25). Мотив космического путешествия, образы дома, сада, леса, играющие в повести весьма важную роль,— все это обнаруживает, при внимательном рассмотрении, глубинную фольклорно-сказочную структуру.

Сказочный план повести естественно переходит в научнофантастический. «Чужой мир», похожий на сказочное мертвое царство Кощея Бессмертного,— место обитания могущественной, но одряхлевшей, потерявшей искру жизни цивилизации. «Мы очень берегли себя,— рассказывает Юп Артему.— Слишком берегли. И чтобы лучше беречь каждого человека, мы до предела ограничили рождаемость. Прошли десятки лет, сотни, и на нашей планете остались одни старики. Мы перестали летать в космос, спускаться в глубины океана и в кратеры вулканов. Мы очень боялись за себя! Но один за другим гибли наши товарищи, гибли из-за нелепых, непредугадываемых случайностей. И тогда мы сделали последнюю ошибку: вместо того, чтобы попытаться родить новое поколение — может быть, это нам бы и удалось, потому что наша медицина стояла, да и сейчас стоит на недосягаемом уровне — мы решили восполнить недостаток людей путем создания подобных себе биороботов» (59). В рассказе Юпа возникает картина отхода от жизни целого человечества, постепенного вытеснения человека биороботами, эмоций—логикой, естественного—искусственным. Цивилизация Юпа— это цивилизация разумных, но мертвых (как Кощей Бессмертный) машин.

Поэтому конфликт повести в его научно-фантастическом измерении—это конфликт человека и машины. О. Ларионова мастерски совмещает сказочные и научно-фантастические значения. Мир разумных,