помощник» и злой колдун,—эти антиномические характеристики пришельцев обнаруживают внутреннюю кризисность научно-фантастической ситуации, которая по мере развития действия усиливается. Любовь Артема, зарождение и развитие которой показывается в повести психологически укрупненно, постепенно размывает первоначальную «дурацкую маску» героя, Артем меняется, его личность, как и его любовь, укрупняется, и, наконец, наступает момент, когда весь этот подспудный, внутренний процесс, открытый читателю, но не герою (ибо он проходит поначалу бессознательно, безотчетно), открывается и самому герою. Артем стал иным, чем был в начале, точнее, он стал тем подлинным Артемом, который скрывался за маской «бытового человека» и заставлял этого «бытового человека» чувствовать, что ему, несмотря на все благополучие, «худо». И этому, подлинному, Артему в его внутренних монологах открывается новое сознание. Он обращается к Дениз, но говорит не вслух, а про себя, ибо слова, сказанные вслух, меняют свое значение. Эти слова Артем знал и раньше, но теперь они означают не знание, а состояние души: «Знаешь ли ты, Дениз, что день вместе—это два дня? Мы чураемся прописных истин, мы высокомерно, по-щенячьи презираем цитаты классиков, вбитые в наши головы на ненавистных уроках литературы. За эти цитаты заплачено сполна, чеки—«четверки» и «пятерки» в сданных на макулатуру дневниках, и мы квиты, мы вправе вышвыривать из своих голов все ясное и элементарное, не сдобренное мускусным душком парадоксальности. Попробуй сейчас сказать за столом, где сидит трепливое инженерье, что умирать надо агитационно. Или что самое дорогое у человека— это жизнь. Засмеют!

А ведь это так, Дениз, и самое дорогое у человека—это действительно жизнь. Только вот в чем подкачал классик: она дается не один раз. Потому что если любишь — проживаешь две жизни: за себя и за того, другого» (67).

Но чем ярче разгорается любовь Артема, чем полнее выявляется его подлинная личность, тем сильнее нарастает ощущение кризисности.