отпугивают угрозами, стуком, криком, свистом» . Собственно, все это и проделывают с Сашей немногочисленные встречающиеся ему люди в начале действия, еще до того, как и герой, и читатели узнают о том, что Саша стал ликантропом. Следовательно, они с самого начала видят в Саше оборотня, и это «с самого начала» создает новую смысловую перспективу. Таким образом, в мире В.Пелевина быть оборотнем - и хорошо, и плохо, и, можно полагать, в этом уходе от однозначности, присущей фольклорной быличке, и заключается один из моментов нового авторского толкования старой традиции.

Еще более узкие контексты - литературно-сатирические и литературно- фантастические. Это, конечно, М.Е Салтыков-Щедрин, причем, не только по некоему общему читательскому ощущению, но и опять же по целому ряду деталей. Таково, например, рассуждение Саши о том, что «стучаться к какой-нибудь бабке не хотелось, да и было бесполезно, потому что пускающие переночевать бабки живут обычно в тех местах, где соловьи-разбойники и кащеи, а здесь был совхоз «Мичуринский» - понятие, если вдуматься, не менее волшебное, но волшебное по-другому, без всякой надежды на ночлег в незнакомом

доме»²²⁰ . Это рассуждение прямо отсылает читателя к сатирической поэтике Салтыкова-Щедрина, в которой слово «волшебный» применительно к сфере официальной реальности является одним из

ключевых, ибо все волшебство, по Салтыкову-Щедрину, происходит «от начальства»²²¹ .

Самый ближний контекст пелевинского рассказа - контекст отечественной фантастики ХХ века. Первая половина рассказа построена по жанровым канонам фольклорной волшебной сказки, вторая - по законам былички.¹ И первая часть (особенно начало) представляет собой