«близко подходит к тому пониманию фантастического, которое позже было сформулировано В.Соловьевым... («Вот окончательный признак подлинно фантастического: оно никогда не является, так скаать, в обнаженном виде. Его явления никогда не должны вызывать принудительной веры в мистический смысл жзненных происшествий, а скорее должны указывать намеками на него. В подлинно фантастическом всегда остается формальная возможность объяснения из обыкновенной связи явлений, причем однако это объяснение окончательно лишается

36

внутренней вероятности»)» .

В формулировке В. Соловьева главное как раз и связано с утверждением относительности и двусмысленности противопоставления «факта» и «фантастики», и эта относительность легко обнаруживается в русской общелитературной фантастике Х1Х в. (охотно, как известно, использовавшей творческий опыт Гофмана).

При этом важно, что определение В.Соловьева мало подходит для жанрово-обусловленных форм фантастики, что, кстати и отмечали исследователи этих форм, сталкиваясь с подобными соловьевской характеристиками фантастического. Так, напрмер, Ю.Ханютин, приведя цитату из монографии Ц.Тодорова «Введение в фантастическую литературу»: «Фантастика - это сомнение, которое испытывает человек, знающий законы реальности, перед лицом события, кажущегося на первый взгляд сверъестественным», далее замечает: «Данное определение интересно и весьма спорно. Хотя бы потому, что исключает из фантастики

37

всю фантастику научную, где как правило, нет места двусмысленности» . Заметим, что определение Ц.Тодорова исключает и волшебно-сказочную фантастику, но при этом его трудно назвать спорным, ибо формулировки, подобные только что процитированным, просто отражают другой,