как действительного, реализация фантастики, - все это характерные

40 _л

моменты русского сказочного повествования» . А это, в свою очередь, создает ощущение его реалистичности, что уже неоднократно отмечалось: «Чудесное сказки есть чудесное могучих сил природы; в собственном

41

смысле оно нисколько не выходит за пределы естественности» ; «.фантастика фольклора - реалистическая фантастика: она ни в чем не

42

выходит за пределы реального, материального мира» , и поэтому, «как ни парадоксально, но фантастика - первое порождение реализма»⁴³.

Однако, следует еще раз подчеркнуть, что фольклорно-сказочная фантастика (по только что процитированным буквально совпадающим словам А. Афанасьева и М. Бахтина) не выходит за пределы естественности, за пределы здешнего реального, материального мира лишь потому, что она, как мы отметили, ограничена этим миром и тем самым отграничена от него. Поэтому волшебно-сказочный фольклорный мир оценивается как чудесный только слушателем или читателем, герои же фольклорной сказки рассматривают свой мир (при всех его Змеях Горынычах, Кощеях Бессмертных, коврах-самолетах, молодильных яблоках и проч.) как вполне обыденный, не чудесный. Точки зрения героев сказки и слушателей на возможностбь или невозможность происходящего не совпадают и из этого столкновения («да» ^ «нет») рождается новая позиция «если», по замечанию Д.Н.Медриша, «того самого «если», который делает мир волшебной сказки таким устойчивым, цельным и

44

осязаемым» .

Таким образом, «реалистическая», но «условная» фантастика волшебной сказки порождает реальность сказочного мира, но таковой она осознается лишь в пределах текста, это особая, сказочная реальность.

Общелитературная фантастика, первоначально усваивая сказочную реальность фольклорного типа, довольно быстро уходит от нее,