литературы: человек после прочтения книги не витает, как это считается, в заоблачных высях, а приобретает знания...»¹. Эта саморазоблачительная уже в своей фразеологии цитата хорошо показывает внеэстетический подход к миру фантастики. В сущности, в рамках такого подхода оказывается и Т. А. Чернышева, утверждая то же самое, что и Г. Лавроненков, только более тонким образом: в современной фантастике «при отсутствии, как правило, оригинальной идеи, весьма искусно разрабатывается сама рамка. Собственное содержание НФ, ради которого раньше прощались несовершенства формы, ныне измельчало, выродилось,

142

форма же разрабатывается виртуозно» .

Думается, нет необходимости спорить с подобными заявлениями. Ведь Т. А. Чернышева сама признала, что «форма разрабатывается виртуозно». О каком же кризисе может идти речь? Все дело тут заключается в точке отсчета. Если считать, что в фантастике главное — «доведение до читателя научных знаний», и ради этого «раньше прощались несовершенства формы» (кем и когда?!), тогда, конечно, налицо сплошной кризис жанра. Если же считать, что главное все-таки то, что Г. Лавроненков назвал «витать в заоблачных высях», а Т. А. Чернышева—«рамкой», «формой» (то есть в наших терминах— «фантастическим миром»), то кризиса нет и в помине.

Но дело даже не в этом. Игнорирование специфики закрытого фантастического мира, представление о фантастике как некой «научной головоломке», ребусе, который якобы должен разгадать читатель, приводит исследователей поистине к удивительным открытиям. Так, Т. А. Чернышева обнаруживает «первородный грех научной фантастики—её принципиальную безнациональность»¹⁴³. Раньше фантастику упрекали за недостаточную научность, теперь (Т. А. Чернышева, вероятно, тут первая) — за недостаточную национальную окрашенность. Это действительно

¹  Лавроненков Г. Плодотворность и кризис жанра // Четвертое измерение. Всероссийский журнал научной фантастики. 1991. № 2. С. 107.